День перед посвящением выдался беспокойной. Черем никак не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок. Когда, наконец, эльф заснул, сны долго не посещали его.
Вот, что приснилось Черему под вечер:
Вокруг, на сколько хватало глаз, расстилались бескрайние просторы пустыни. Гиены и страшные, огромные невиданные звери в поисках добычи, а может, и жертвы, бродили вокруг. Сухой, едкий ветер протяжно завывая, мешал дышать, впивался в глаза. Черем стоял посреди дороги, ведущей в никуда. Чувство страха усиливалось с каждой секундой. Когда оно стало таким невыносимым, что уже нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой, вдали показалась чёрное облако. Быстро приближаясь, оно двигалось по дороге прямо на эльфа. Вскоре стал виден огромный орк, закованный в броню с головы до ног, держащий в руках топор, достойный своего хозяина. Перекрикивая ветер, орк рычал, и от этого рыка хотелось спрятаться, укрыться в безопасном месте. «Я тебя на куски разорву! Я раздавлю тебя, ЧЕРВЯК НЕСЧАСТНЫЙ!».
Проснувшись, Черем вскрикнул и резко сел. С лица и ушей капал холодный пот. Пульс лихорадочно бил в висках, легкие разрывались от частого дыхания. Лишь минут через пять, когда удалось успокоиться, окружающий мир стал принимать привычные очертания. Скрюченная старушечья рука постепенно стала засохшей веткой. Крылья дракона оказались листьями папоротника. Но всё равно было не по себе. Слишком уж четким был этот сон. Что бы это значило? Ища, у кого бы спросить ответа на эти вопросы, Черем оделся и вышел на улицу родного города. Шадоуглен, «Тенистая долгина реки» на эльфийском, так называлась его родина.
На улице было заметно оживление. В свете сиреневых и голубых фонариков то туда, то сюда сновали ремёсленники с самыми разнообразными и причудливыми вещицами в руках. Беспокойные родители спешили домой – будить детей готовиться к посвящению. Неспешно прохаживались светловолосые бородатые мудрецы, опираясь на длинные резные посохи и бросая лукавые, порой слегка насмешливые взгляды на окружающих. Никто из этих эльфов не обращал внимания на испуганного, взъерошенного юнца. Черем попробовал было обратиться к молодой жрице Элуны, но поймав её горящий взгляд на себе, замялся и отошел в сторону. Был только один эльф, всегда готовый помочь и поддержать советом.
Дедушка, как обычно сидел на своём любимом месте.
-Ух ты, кого я вижу. Разве тебе не надо готвиться? Скоро ведь сядет Солнце, и времени уже не будет.
-Я готов. Я всгда готов. Меня беспокоит не это. Я увидел страшный сон и не могу понять его значения.
- И ты решил обратиться ко мне? Я то хоть и знаю кое-что, но я не толкователь снов. Ах да, им всем сейчас не до тебя. Ладно, рассказывай. Чем смогу – помогу.
Не проронив ни слова, старый эльф выслушал волнующий рассказ, произнесённый быстро и сбивчиво, но вполне доходчиво. К концу рассказа лёгкая улыбка - верный признак спокойствия, растворилась на его лице.
-Так как ты говоришь, он рычал? «Я раздавлю тебя, ЧЕРВЯК!»? Что ж, мне есть что сказать. Ты, наверное, слышал, как погибли твои родители?
- На войне, как и многие другие в те времена…
- Да, на войне. И смерть их была настолько страшна, что лучше б тебе пока о ней не знать, да что теперь скрывать – ты ведь уже не уймёшься. Твой отец, Алман, был славным друидом. Никто лучше него не знал древнее искусство ферального боя. Зачастую появление медведя-Алмана в самой гуще схватки решало её исход. Но седрце у него было доброе, хотя он был суров и замкнут. Не многим удавалось завязать с Алманом дружбу. И ему повезло, что твоей матери – Алуине-целительнице это удалось. Они были чудной парой, и жить бы им ещё и жить, если б не одна глупость.
Я уж и не помню имя того военачальника, который послал Алуину вместе с отрядом разведки на север Барренса, через который тогда проходила линия фронта. Алман в то время был тяжело ранен и не смог пойти с ней, хоть и рвался. Говорят, они заполучили важные данные, и оркам срочно пришлось послать им в догонку целый полк. Отряд догнали, и ему пришлось бы совсем плохо, если бы не Алуина. Войдя в невидимость она выждала момент, и напустив суеверного страху на орков, дала возможность скрыться почти всем. Кроме себя.
Алману долго не решались об этом сказать, а когда сказали… Куда только подевалась его молчаливость! Сорвав с себя все бинты, он схватил свой молот, обернулся гепердом, и, яростно рыча, помчался на юг из Астанаара! То, что друид в одиночку сделал с орчьей погранзаставой, попытавшейся его остановить, заставило вздрогнуть даже эльфов. Мчась по пустыням Барренса, он встретил Ворма. Ворм, хоть и был молод, но уже тогда наводил страх на всех, кто его видел. По орчьи его имя значит «Червяк». Да, такие уж у них имена. Кто знает, если бы Алман не был ранен, да ещё и ослаблен схваткой и бегом, возможно бы исход их битвы был другим. Но через два дня под Варсонгом нашли мертвого медведя, за которым далеко с юга тянулся кровавый след.
Ворму тоже досталось, но он оказался живучим и быстро выздоровел. На его щеке навсегда остался глубокий шрам от медвежьих когтей. Говорят, он поклялся, что не успокоится, пока не вырежет весь род Алмана. Благо ты тогда был в Доланааре, и тебе ничего не грозило. Ты тогда как раз учился говорить…
Дедушка закончил рассказ и взглянул на Черема. По его щекам, одна за другой текли слёзы…